Глава I. Поражение японского империализма. Эвакуация "отряда 731"
Дьявол заметает следы
Утром 10 августа 1945 года по полю аэродрома, принадлежавшего "отряду 731", в направлении главного входа на территорию отряда медленно двигался грузовик. В его кузове находилось двое рослых военных лет тридцати. Посты, по-видимому, были уже предупреждены. Часовой отдал честь, и машина, не задерживаясь, подкатила к входу в корпус 1, где размещались хозяйственное управление и лечебный отдел.
— Господин капитан, как будем действовать?
— Только вдвоем. Форсункой нам воспользоваться не удастся, времени нет. Нужно спешить... На крыше должен быть баллон. Идем!
Перебрасываясь короткими фразами, двое вышли из машины и направились к блоку "ро". Войдя внутрь, они сели в лифт, который доставил их на крышу здания. Военные открыли дверь и внимательно осмотрелись. На плоской кровле в углу лежал большой стальной баллон, похожий на те, которые обычно используются для хранения сжиженного пропана. Военные подошли к нему. Потом они направили взгляды во внутренний двор блока "ро". С крыши хорошо просматривались два корпуса с железными решетками на окнах. Это была специальная тюрьма отряда — помещение для "бревен".
— Эти что ли? Ну, здесь разговор будет коротким.
Человек, которого назвали капитаном, поставив ногу на баллон, внимательно рассматривал помещения специальной тюрьмы. Известно было, что в тюрьме в это время находилось более сорока заключенных.
"Каков приблизительно объем всего помещения? А если поделить его на число камер, сколько получится? И какая должна быть концентрация синильной кислоты?" Вопросы, которые обсуждали двое военных, стоя на крыше блока "ро", наводят на мысль, что в отряде в тот день готовилось какое-то новое злодейство.
Кто были эти военные? Для чего они забрались на крышу блока "ро"? Что содержалось в баллоне? Что означали слова "...здесь разговор будет коротким"?
Чтобы читателю все стало ясно, необходимо вернуться на несколько месяцев назад.
Как уже упоминалось, через два месяца после своего возвращения на пост начальника "отряда 731" генерал-лейтенант Исии отдал следующее распоряжение: "Война с СССР неизбежна... "Отряду 731" приложить все силы для увеличения производства оружия". В соответствии с этим приказом численность группы Карасавы была увеличена, группа перешла на трехсменную работу и стала производить бактерии в течение 24 часов. В результате, по словам бывшего сотрудника отряда, "только бактерий чумы было произведено 20 килограммов, а если учесть и ранее накопленные запасы и сухие бактерии, то общая масса бактерий чумы составляла 100 килограммов".
Сухие бактерии были "новым оружием", на разработку которого "отряд 731" затратил немало усилий. В итоге был найден способ хранения в сухом виде штамма бактерий чумы, обладающего вирулентностью в 60 раз больше, чем обычные бактерии чумы. Выражаясь современным языком, это были "быстрорастворимые бактерии", годные для немедленного использования. Их можно было транспортировать в глубь территории противника в легких стеклянных или других сосудах, а непосредственно перед использованием достаточно было лишь смочить их водой и небольшим количеством питательного раствора.
Летом 1945 года в "отряде 731" имелся значительный запас бактерий, включавший, помимо 100 килограммов бактерий чумы, большое количество бактерий тифа, холеры, дизентерии, сибирской язвы. Если бы накопленные в отряде бактерии тем или иным способом были все сразу рассеяны в крупных городах Советского Союза, это могло бы немедленно вызвать сильнейшую эпидемию на всем Европейском континенте. Теоретически же этого количества было более чем достаточно, чтобы уничтожить все человечество.
Три отвлекающих маневра
В июне-июле, в то самое время, когда "отряд 731" был занят увеличением производства бактериологического оружия, в отряде трижды поднималась какая-то непонятная шумиха.
В одном из внутренних дворов блока "ро" вдруг начали рыть большие ямы, вернее, не ямы, а скорее даже рвы, которые обычно заполняют водой. Глубиной они были чуть меньше метра, шириной два метра и длиной около десяти метров. Рвы копали несколько десятков заключенных.
Рядовые сотрудники отряда, видя эти внезапно начавшиеся земляные работы, думали: "Наконец-то и наш отряд вступает в решительное сражение с СССР", ведь руководство отряда всегда твердило им, что, "даже если все кругом будет занято противником, наш отряд и в Пинфане станет вести партизанскую войну с применением бактерий".
Однако старшие чины отряда сразу догадались о назначении рвов. Бывший сотрудник съемочной группы свидетельствует: "В кругу начальников тотчас же заговорили о том, что рвы предназначены для трупов заключенных. Иными словами, руководство, призывая увеличить производство бактерий и грызунов, в то же самое время готовилось к срочной эвакуации отряда".
Тогда же случилось и другое происшествие. Из приданной "отряду 731" жандармской группы внезапно исчез один из жандармов. По поводу его исчезновения ходили разные слухи. Одни говорили: "Он сбежал, потому что почувствовал, что конец войны близок и ему придется отвечать за военные преступления". Другие возражали: "Дело не в этом. Просто ожидаются решительные бои с СССР, и его тайно заслали в тыл противника".
После первых двух событий вскоре произошло и третье.
В отряде стали формировать "ударные группы особого назначения" из шести человек каждую. Перед ними была поставлена задача: "Немедленно отправиться в Харбин, связаться с гражданским населением, школами и организовать в больших масштабах отлов грызунов. Во время проведения операции заходить в район Даовай строго запрещается".
Члены "ударных групп" были обескуражены. Хотя мероприятие и называлось "боевой операцией", на деле оказывалось, что это просто ловля мышей. Сотрудникам не нравилось, что они, солидные люди, должны с мышеловками в руках ходить по домам и школам и просить: "Для армии будут шить шапки из меха грызунов. Помогите, пожалуйста, отловить их".
Среди гражданского населения Харбина и раньше ходили слухи, что в районе Пинфаня расположен какой-то странный отряд японской армии, который будто бы готовит бактериологическую войну. И вот теперь является несколько десятков человек, говорят, что они из этого отряда, и просят помочь отловить грызунов. "Шапки из меха грызунов — это вранье... Этих грызунов они используют для бактериологической войны", — стали поговаривать в городе, особенно среди русского населения.
Однако членов "ударных групп" ждало еще одно разочарование. Собранных с большим трудом в разных районах Харбина крыс и мышей они грузили на автомашины и отправляли в отряд. Однажды в разговоре по телефону с сослуживцами кто-то поинтересовался: "А что вы делаете с нашими грызунами?" И получил ответ: "Это с теми мышами, что вы там ловите?.. Обливаем горючим и сжигаем".
"Неужели мы только для того собираем грызунов, чтобы их сжигали?.. Зачем, собственно, нас послали в Харбин?" — недоумевали члены "ударных групп".
Тогда же командиры групп стали догадываться о том, что официальный запрет посещать район Даовай не следует понимать буквально.
В Харбине Даовай был районом злачных мест. Кабачки, опиекурильни, непристойные зрелища, проституция — все это сосредоточивалось в Даовае. (В главе V первой части автор упоминал харбинский район злачных мест Фудзядян. Даовай и Фудзядян — это два названия одного и того же района Харбина).
Когда "ударные группы" отправляли в Харбин, командирам были выданы довольно значительные суммы денег на ведение операции. Однако при этом руководство намекнуло, что часть средств можно использовать на развлечения. Это было неслыханной щедростью со стороны руководства отряда.
Некоторых командиров осенила догадка: "Вот оно что... Оказывается, по ночам нам нужно внедряться в район злачных мест, где полно шпионов противника". Теперь все стало ясно. "Ударные группы", как только начинало темнеть, отправлялись в кабачки и там развлекались как могли. Днем они охотились за мышами, а по ночам — за добычей совсем иного рода.
Догадка командиров "ударных групп" оказалась правильной. "Отряд 731", который всегда проводил операции тайно, под зашифрованным названием, на этот раз действовал открыто, так, чтобы это бросалось в глаза. В этом и состоял замысел руководства отряда, пославшего "ударные группы" в Харбин.
О деятельности сотрудников отряда непременно должна была узнать советская сторона. Для Советского Союза эти сведения явились бы доказательством того, что "Квантунская армия усиленно готовится к бактериологической войне". Это вызвало бы настороженность у командования советских войск, концентрирующихся на границе с Маньчжурией, и тем самым хотя бы на несколько дней отсрочило начало военных действий.
Прибегая ко всем этим уловкам, руководство отряда исходило из того, что, "если хочешь обмануть противника, нужно сначала обмануть своих". И приказ об увеличении производства бактерий, и засылка "ударных групп" были звеньями одной отвлекающей операции, которая, как и две другие, проводилась с единственной целью: выиграть время и как можно скорее подготовиться к эвакуации.
Каналы поставки подопытных
О тайной подготовке к эвакуации отряда первыми начали догадываться сотрудники транспортной группы 3-го отдела.
Штаб транспортной группы находился там же, где и весь 3-й отдел: в Харбине, в районе Биньцзянского вокзала Лафа-Харбинской железной дороги, в здании, обычно называвшемся Южным корпусом. Отдел занимался профилактикой и водоснабжением.
На транспортную группу 3-го отдела возлагались следующие обязанности.
Во-первых, обслуживание машины начальника отряда Сиро Исии. Кабинет начальника находился на территории отряда, в главном здании на втором этаже. Но жил Исии в Харбине, на Гиринской улице, 36. Этот путь, равный приблизительно 20 километрам, и проделывал ежедневно шофер, возивший Исии.
Бывший сотрудник транспортной группы вспоминает: "Его превосходительство начальник отряда имел две автомашины: "шевроле", модель 1934 года, и "форд", модель 1938 года. Пластинку с номером машины можно было менять на десяток других пластинок разной формы и с разными номерами. Делалось это для того, чтобы не дать возможности разведкам, действовавшим в Харбине, выследить машину начальника отряда. Каждый раз, когда машина ехала в город, пластинку с номером меняли, и таким образом автомобиль оказывался приписанным то к провинции Биньцзян, то к провинции Гирин и так далее. Когда же машина направлялась в Пинфань, спереди прикреплялся треугольный желтый генеральский флажок. Машину никто не останавливал, она мчалась с бешеной скоростью и достигала штаба отряда за какие-нибудь 15 минут".
Другой обязанностью транспортной группы было обслуживание пожарных машин. Группа в основном размещалась в Южном корпусе, но часть ее находилась в штабе отряда в Пинфане. Здесь был гараж и помещение для дежурных. На случай возникновения в отряде пожара в гараже постоянно в. полной готовности стояли две пожарные машины, выкрашенные в защитный цвет.
Третьей обязанностью группы была перевозка подопытных заключенных, а также сотрудников спецгруппы и жандармов.
Сотрудник транспортной группы продолжает свои воспоминания:
"Подопытные доставлялись в отряд в основном двумя путями. Один путь лежал через жандармское отделение, находившееся в отдаленной части харбинского вокзала. Вагоны с заключенными подгоняли точно к жандармскому караульному помещению. Все заключенные были одеты в форму вольнонаемных японской армии. Руки в наручниках были спрятаны под одеждой. Если не присматриваться специально, то понять, что это заключенные, было невозможно.
Другой путь доставки проходил через сборный пункт, помещавшийся в подвале двухэтажного желтого здания европейского типа, окруженного каменным забором. Здание находилось в Харбине на полпути от харбинского вокзала к православному кафедральному собору, неподалеку от японского храма Харупин-дзиндэя. В нем располагалось японское консульство. В подвале консульства и был пункт сбора заключенных".
О том, что существовал специальный "накопитель" "бревен", я упоминал ранее. Но тогда я еще не знал, где именно он находился. Теперь же выясняется, что он помещался в подвале японского консульства.
Широко известно, какую важную роль играли жандармерия Квантунской армии и ее разведорганы в деле поставки заключенных в "отряд 731". Но то, что в этом было замешано и министерство иностранных дел Японии, явилось полной неожиданностью.
Убийство с соблюдением правил асептики
1 августа 1945 года после полудня сотрудники транспортной группы отправились на автомашине в Харбин за очередной партией заключенных, находившихся в подвале японского консульства.
Автомобиль, предназначенный для перевозки заключенных, назывался "спецмашиной". Это был "додж" американского производства, модель 1933 года, с шестицилиндровым мотором мощностью 85 лошадиных сил и грузоподъемностью 4 тонны. Кузов "доджа" был покрыт брезентовым тентом с целлулоидными окошками. Снаружи машина выглядела как обычный грузовик с тентом. Однако это была маскировка. Тентом накрывался металлический кузов без единого окошка. Сидений в кузове не было, весь пол был покрыт соломенными матами и досками. Под ними проходили выхлопные трубы, которые в зимнее время использовались для отопления.
Сотрудник транспортной группы рассказывает: "В спецмашину сразу можно было "погрузить" от 40 до 50 заключенных. Сзади машины прикреплялся такой же съемный номерной знак, как и у машины начальника отряда. Это было сделано для того, чтобы затруднить опознание машины и предотвратить возможное нападение на нее партизан. В отряде таких спецмашин было две, а в год окончания войны из Дальнего прислали еще одну — специально переоборудованный "форд", и таким образом их стало три".
Итак, упомянутый "додж" въехал в ворота японского консульства. Вскоре из подвала вывели 40 заключенных, одетых в белую летнюю одежду. Головы у всех были обриты, на спинах висели таблички с номером, на руках были надеты наручники, а ноги закованы в кандалы, которые непрерывно звенели, когда узники, подгоняемые жандармами, садились в машину. Поскольку здание японского консульства окружал высокий каменный забор, никто из посторонних видеть заключенных не мог.
Через 30 минут спецмашина с 40 заключенными появилась в расположении "отряда 731" в Пинфане. Миновав пост, она повернула направо, проехала мимо пруда, находившегося за электростанцией, и остановилась позади блока "ро". Стены здания были залиты знойным августовским солнцем. Вокруг царила тишина.
Из спецмашины вышли шесть служащих отряда и стали полукругом у дверцы. Это были вольнонаемные из лечебного отдела, возглавляемые врачом Ябуки. В руках у одного из них поблескивал шприц. Все шестеро отлично знали, что должно было сейчас произойти. Один из сотрудников, выполнявший обязанности переводчика, приоткрыл дверь машины и на ломаном русском языке объявил заключенным: "Сейчас всем сделают предохранительные прививки... Выходить по одному".
Первым из машины, придерживая руками цепь от кандалов, вышел юноша. Дверца за ним немедленно закрылась. Один из сотрудников быстрым движением продезинфицировал ему запястье. Затем приблизился другой, со шприцем в руках, и сделал укол. В ту же секунду заключенный, не издав ни единого звука, рухнул наземь и остался лежать бездыханный.
В шприце содержался раствор синильной кислоты.
"Когда с первым заключенным было таким образом покончено, двое сотрудников оттащили труп за машину. Для того чтобы заключенные, находившиеся в машине, не догадались о том, что происходит снаружи, мотор все время работал. "Следующий... выходи!" — была подана команда, и дверца машины снова отворилась. Этому заключенному также продезинфицировали запястье, а затем впрыснули примерно кубик раствора синильной кислоты. Заключенный беззвучно рухнул наземь, и его волоком оттащили к первому... Так повторилось 40 раз. За спецмашиной выросла гора трупов",— вспоминает бывший сотрудник транспортной группы, который тогда своими глазами видел все от начала до конца. Людям дезинфицировали запястье, чтобы впрыснуть яд. Это было в духе "отряда 731".
"Мы знали, что заключенных используют для экспериментов, но то, что мы увидели 1 августа, было просто массовым зверским убийством. У нас, видавших много жестокостей, на этот раз перехватило дыхание. Как все-таки ужасна война! Тебя могут уничтожить прежде, чем ты успеешь вымолвить хоть одно слово или понять, что происходит. Нас охватило чувство безысходности..."
После того как 40 заключенных были умерщвлены, сотрудникам транспортной группы все стало ясно: "отряд 731" больше не нуждался в материале для экспериментов. Подопытные были теперь для отряда помехой. "Война скоро закончится поражением Японии... Отряд готовится к эвакуации",— подумали сотрудники транспортной группы, присутствовавшие при зверском убийстве заключенных.
Вехи на пути в ад
Как я уже упоминал, одной из основных обязанностей транспортной группы была перевозка подопытных. Она осуществлялась не только по линиям "харбинский вокзал — Пинфань", "подвал японского консульства — Пинфань". Больше всего трудностей представляла доставка подопытных на специальный полигон близ станции Аньда. Путь пролегал на северо-запад от Пинфаня по открытой степи и равнялся приблизительно 120 километрам.
Я уже писал о том, что иногда заключенных перевозили туда на самолете. Но кроме воздушного, использовали и наземный способ доставки. В таких случаях заключенных везли на спецмашинах.
Бывший сотрудник транспортной группы рассказывает:
"Отправившись из Пинфаня, спецмашина с заключенными проезжала через Харбин, а затем в течение 10 часов ехала по степи в направлении Цицикара, пока наконец не достигала огромного, ничем не огороженного поля, на котором виднелись только шалаши косцов травы. Это и был специальный полигон Аньда.За один рейс перевозили от 30 до 40 заключенных. Кузов машины просматривался из кабины водителя через смотровое окошко. В него вооруженные жандармы и сотрудники спецгруппы время от времени поглядывали на заключенных, которые были в наручниках и кандалах. Нередко для предотвращения побега на время перевозки к кандалам прикрепляли еще чугунное ядро. Кандалы закреплялись железными заклепками, и сам заключенный освободиться от них не мог".
Больше всего сотрудники транспортной группы боялись сбиться с пути по дороге в Аньда. Собственно, дороги как таковой и не было, машина шла по ровной степи. Никаких знаков, указывающих направление, тоже не было. В особенности трудно было ориентироваться зимой, когда все кругом было покрыто снегом. Из-за малейшей оплошности можно было сбиться с пути и замерзнуть. Чтобы этого не произошло, сотрудникам транспортной трупы давали в отряде бутылки с марганцовистокислым калием, который используется при отбеливании, стерилизации и называется "минеральным хамелеоном", потому что его водный раствор в щелочной среде окрашивается в зеленый цвет, в кислой среде — в яркий красно-фиолетовый цвет, а при контакте с органическими соединениями остается бесцветным. Зимой, везя заключенных по заснеженному полю, сотрудники транспортной группы время от времени останавливали машину и разбрызгивали "минеральный хамелеон" на снегу. Ярко-красные пятна, во-первых, показывали обратную дорогу в Пинфань; кроме того, потеряв ориентировку, можно было вернуться немного назад, к ближайшей отметине. Для заключенных же красные пятна на снегу были вехами на пути к смерти.
Бывший сотрудник транспортной группы рассказывает:
"Здоровые, полные сил заключенные почти всегда возвращались из Аньда трупами, а если не трупами, то в тяжелом состоянии, практически на грани смерти. По прибытии в Пинфань их ждало вскрытие заживо. Поэтому отправка в Аньда означала конец. Живым оттуда никто не возвращался".
Страшное событие, участниками которого стали сотрудники транспортной группы, произошло на полигоне Аньда зимой 1944 года.
Побег подопытных заключенных
По словам бывшего сотрудника транспортной группы, это случилось в феврале или марте, точно он не помнит. В тот день на специальном полигоне Аньда должны были проводиться эксперименты по применению бомб, начиненных бактериями чумы.
Из Панфаня спецмашиной доставили 40 подопытных. Все они были одеты в телогрейки, зимние шапки и зимнюю обувь. На поле людей привязали веревками к крестам, стоявшим на расстоянии тридцати метров один от другого. Кресты устанавливались просто: сгребался горкой снег, в нее ставился крест, после чего горка заливалась водой. В Аньда, где зимой температура даже днем никогда не была выше -25ш, вода замерзала очень быстро. Крест стоял прочно и выдерживал вес человеческого тела.
На полигоне был поднят метеорологический конус, указывающий направление ветра. Сотрудники отряда — человек двадцать — расположились с наветренной стороны в трех километрах от привязанных к крестам заключенных и наблюдали за ними в бинокли. Находиться с наветренной стороны было необходимо, иначе возникала опасность бактериального заражения. На всех подопытных были надеты железные каски и щиты, предохраняющие тело от осколков бомб. Каски и щиты должны были "обеспечить" подопытным смерть именно от заражения бактериями чумы.
Бомбы, созданные в "отряде 731", представляли собой шрапнельные снаряды. Тонкий металлический прут скручивали в виде шнека, разрезали на кусочки длиной в сантиметр, на которые наносили бактерии чумы. Благодаря винтообразным выступам на маленьком куске прута удерживалось большое количество бактерий. Этим и начинялся снаряд. Когда он взрывался, чумная шрапнель разлеталась во все стороны. Для снарядов использовался особый штамм бактерий чумы, обладавший вирулентностью в 60 раз большей, чем обычные чумные бактерии. Бомбы, созданные в отряде, напоминают шариковые бомбы, которые американцы применяли потом во Вьетнаме.
Итак, снаряды с взрывателями были размещены между рядами крестов, к которым привязали подопытных. Вот-вот должен был произойти взрыв.
Но тут случилось нечто совершенно неожиданное. Внезапно один из подопытных — китаец — с криком отделился от креста и бросился бежать. Ему, по-видимому, ценой невероятных усилий удалось развязать веревку, которой он был привязан. Быстро подбежав к соседнему кресту, он освободил еще одного подопытного. Эти двое в свою очередь немедленно бросились к ближайшим крестам и освободили еще двоих. Так их стало четверо, а затем и восьмеро. В считанные секунды подопытные сняли с себя щиты и каски и побежали в разные стороны.
Сотрудники отряда, наблюдая эту картину в бинокли, сначала не могли понять, что происходит. Но, прийдя в себя от изумления и видя, что освободившихся подопытных становится все больше, они осознали всю серьезность ситуации. Подопытные устроили побег. Такого на полигоне еще не случалось.
"Тревога! Держи их!" — в растерянности забегали сотрудники отряда, находившиеся в этот момент в трех километрах от заключенных. Некоторые бросились к палатке за оружием, кто-то кричал: "Нельзя дать им убежать! Если убегут, нам придется плохо!", другие же, подняв обе руки и обращаясь к заключенным, бессмысленно кричали: "Стойте!" Сотрудников отряда охватила паника.
В этой суматохе не растерялся только один человек — жандарм С., находившийся при отряде. С криком "Есть кто-нибудь из транспортной группы?" он сразу же бросился к спецмашине.
Увидев бегущего жандарма, сотрудник транспортной группы понял все раньше, чем услышал его крик. Он включил зажигание, и в тот момент, когда жандарм сел в кабину рядом с ним, машина взревела и устремилась за беглецами.
"Заключенные разбегались в разные стороны полигона... Когда я вспоминаю об этом, я поражаюсь тому, что ни один заключенный не думал только о собственном спасении. Каждый, кого отвязывали, бросался отвязывать другого. Все разбежались только после того, как был освобожден последний подопытный. Но тогда, мчась на машине, я не думал об этом. В голове было только одно — поскорее задержать их, и я изо всех сил нажимал на педаль газа",— вспоминает сотрудник транспортной группы.
Автомашина — орудие убийства
"Полигон не был огражден ничем,— продолжает рассказывать сотрудник транспортной группы.— Это было ровное, без единого деревца, заснеженное поле, простиравшееся более чем на десять километров. Как бы быстро ни бежали заключенные, они не могли соревноваться в скорости с машиной... Сначала мы, догнав бегущего, пытались его схватить, но некоторые оказывали сопротивление, и мы поняли, что задержать всех невозможно".
Тогда, догнав задыхающихся от бега по глубокому снегу заключенных, машина на полном ходу стала сбивать их.
"Т-а-к! Дави! Чтобы ни одного "бревна" не осталось, дави!" — кричал сидевший рядом с водителем жандарм. Машина с бешеной скоростью гонялась за людьми.
Бампер машины содрогался от ударов. Вместе со снежной пылью над капотом взлетало что-то черное, потом раздавался глухой треск, будто переломилось сухое дерево, по которому проехала машина. Позади на снегу оставались раздавленные человеческие тела.
"Хорошо! Уже три штуки готовы... Давай вперед! Так мы скоро их всех передавим",— продолжал кричать жандарм, и "додж" с бешеным ревом летел вперед. Когда машина оказалась метрах в двадцати от группы заключенных, сквозь рев мотора прорвался душераздирающий крик. Это был крик отчаяния людей, которые лишь на мгновение обрели свободу.
Сотрудник транспортной группы вспоминает: "Некоторые заключенные, обессилев, падали в снег. На таких мы не обращали внимания и устремлялись за теми, кто еще бежал. В первую очередь нужно было сбить их. Из сорока человек не убежал ни один: большинство были раздавлены, а некоторые схвачены живыми и посажены в кузов. Бампер машины был весь в крови, к нему прилипли клочки одежды и куски кожи с волосами. Запах крови смешался с запахом бензина. Картина страшной бойни предстала перед нашими глазами. На это невозможно было смотреть, и я подумал — до чего же мы дошли..."
На окровавленном снегу здесь и там лежали раздавленные трупы. У некоторых еще дышавших людей вывалились наружу внутренности, у других была раздавлена нижняя половина тела, а верхняя судорожно извивалась. Жандармы и сотрудники транспортной группы хватали людей за ноги и бросали в кузов машины.
"Если бы мы дали возможность убежать хотя бы одному подопытному,— говорит бывший служащий отряда,— стало бы известно о проводившихся в отряде секретных экспериментах. Более того, и Китай, и Советский Союз немедленно узнали бы о местоположении и численности отряда. Поэтому решение жандарма уничтожить всех бежавших заключенных было вполне оправданным... Ведь заключенные были не люди, а "бревна" — существа, приговоренные к смертной казни и только ждавшие исполнения ее. Это нам постянно внушали в отряде, поэтому-то и возникла мысль уничтожить заключенных, пытавшихся бежать на полигоне Аньда".
Но есть и другое свидетельство.
"То, что все подопытные были приговоренными к смертной казни,— явная ложь,— говорит бывший сотрудник транспортной группы.— Многие из них не совершили ничего плохого. Переводчик Касуга рассказывал мне, например, что среди заключенных был юноша-литератор, который публиковал свои произведения в разных журналах. И вот однажды к нему явились японские жандармы, схватили его и привезли в отряд. Харбинское отделение спецслужбы немедленно отправляло в "отряд 731" всякого по малейшему подозрению в "антияпонских настроениях". Это факт, который не скроешь..."
После всего случившегося на полигоне Аньда руководство отряда отдало приказ о повышении бдительности сотрудников и усилении вооруженных нарядов во время проведения экспериментов.
Нумерация обреченных на смерть
После опубликования первой части книги некоторые органы массовой информации обратились ко мне с вопросами: "Вы пишете, что в "отряде 731" было уничтожено более трех тысяч человек. Откуда взята эта цифра?", "Не приводите ли вы цифру 3000 просто потому, что это круглое число?".
В связи с этим мне хотелось бы разъяснить, на основании чего я утверждаю, что в "отряде 731" было зверски умерщвлено более трех тысяч человек.
В главном здании отряда на втором этаже размещалась оперативная исследовательская группа Ариты. Она состояла из 3 человек, руководил ею поручик санитарной службы Арита. Группа делала рентгеновские снимки прибывавших в отряд подопытных и проводила на людях многочисленные эксперименты по рентгеновскому облучению.
Поскольку в группе, кроме самого поручика Ариты, специалистов по рентгеновской съемке не было, каждый раз при проведении экспериментов наиболее опытные сотрудники съемочной группы получали приказ явиться для работы в группу Ариты.
Как только поступивших в отряд заключенных помещали в специальную тюрьму, группа Ариты делала их рентгеновские снимки.
Бывший служащий отряда, работавший на рентгеновских установках, рассказывает: "В рентгеновском кабинете, находившемся в 7-м корпусе, было две установки производства фирмы "Симадзу". Прежде чем сделать снимок, на груди заключенных, как мужчин, так и женщин, сотрудники группы Ариты черной тушью писали порядковый номер арабскими цифрами. Нумерация начиналась с трехзначной цифры, то есть со 100, и продолжалась до цифры 1500. Это составляло один цикл".
Снимки делались для того, чтобы выявить у заключенных легочные и другие грудные заболевания. При проведении бактериологических экспериментов в данных о смертности среди здоровых подопытных и подопытных, страдавших грудными заболеваниями, были расхождения. Кроме того, эксперименты с бактериями туберкулеза, которыми занималась группа Футаки, желательно было проводить на совершенно здоровых людях. Заключенных, больных более или менее тяжелой формой туберкулеза, можно было использовать только для опытов с ядовитыми газами или опытов по обморожению.
Рентгеновские снимки, таким образом, делались прежде всего для сортировки экспериментального материала. Но и не только для этого. Попутно еще фиксировалась нумерация заключенных.
Читатель уже, вероятно, понял смысл высказывания бывшего сотрудника отряда о номерах, писавшихся черной тушью на обнаженной груди заключенных.
Зафиксированный на снимке номер сохранялся за узником в течение всего пребывания в тюрьме. Когда нумерация доходила до 1500, счет опять возобновлялся со 100.
Бывший служащий отряда продолжает свое свидетельство: "Насколько я помню, в мае 1942 года нумерация заключенных выражалась цифрой порядка 700... За 1000 она перевалила к концу 1943 года. В начале 1944 года она быстро достигла 1500, а затем снова началась со 100. С этого времени циркуляция заключенных стала особенно интенсивной. К концу 1944 года порядковый номер превысил 1000, а к весне 1945 года он выражался примерно цифрой 1400. Поэтому только на моей памяти нумерация заключенных прошла два цикла (2800), и говорить о том, что общее количество заключенных составило 3000, отнюдь не преувеличение". Однако были и такие подопытные, которых направляли на эксперимент, не подвергнув предварительно рентгеновской съемке, некоторых зверски умертвили сразу же по прибытии в отряд. Поэтому утверждение, что отряд истребил "более трех тысяч человек", имеет вполне достаточное основание.
Дьявольский фотоглаз
Приведу некоторые сведения о съемочной группе отряда. Эта группа входила в состав исследовательского отдела хозяйственного управления и насчитывала 8 человек. За исключением начальника группы, делопроизводителя и стажера, непосредственно фотографированием занималось 5 человек. Из них один был постоянно прикомандирован к группе Ариты. Съемочная группа располагала самой новой и совершенной по тем временам техникой, и прежде всего 16-миллиметровыми кинокамерами, 8-миллиметровых тогда еще не было. Всего в отряде имелось 10 кинокамер американской фирмы "Синэ-кодак спешл" и японской фирмы "Аро". Группа, кроме того, имела в своем распоряжении три 35-миллиметровые фотокамеры "Лейка", две фотокамеры "Контесса", три 75-миллиметровые фотокамеры "Роллей-код", а также пять зеркальных фотоаппаратов японской фирмы "Минолта-флекс". Если учесть и другую аппаратуру, то в отряде постоянно были в полной готовности до 20 кино— и фотокамер. "Этими фотоаппаратами мы снимали ужасные эксперименты над живыми людьми. Не очень-то приятный объект для съемки",— говорит бывший сотрудник группы. Далее он вспоминает:
"Почти все поступавшие в отряд заключенные были молодыми людьми, лет двадцати. Прежде всего их направляли в корпус 7. Раздетые донага, со следами пыток, худые от недостатка питания, они представали перед тюремщиками. Русские заключенные были, как правило, в гражданской одежде. С первого взгляда можно было понять, что это обыкновенные горожане.
Насколько я помню, женщин-заключенных иногда помещали не в корпусе 8, а на первом этаже корпуса 7. В 1944 году в корпусе 7 находились три женщины и один ребенок. Две из них были русские, одна китаянка. Ребенок — русская девочка лет четырех-пяти. Я знал, что женщин подвергали вскрытию заживо или же экспериментам с использованием ядовитых газов".
У сотрудников съемочной группы было в основном четыре рабочих места. Первое — полигон Аньда, второе — рентгеновский кабинет в корпусе 7 и находившаяся здесь же специально оборудованная комната. Третьим рабочим местом был секционный зал и, наконец, четвертым — "экспериментальная камера", впервые упоминающаяся в этом повествовании. О первых трех я уже писал ранее. "Экспериментальная камера" тоже была страшным местом. Подробно о ней я расскажу несколько позже.
Сотрудники съемочной группы через видоискатели камер следили за ходом экспериментов над живыми людьми и фиксировали все на пленку. "Съемка опытов над живыми людьми была самым мучительным занятием",— свидетельствует бывший сотрудник съемочной группы. Кинокамеры были с ручным пружинным заводом. Операторы должны были постоянно следить за объектом съемки, держа в руках тяжелую камеру и время от времени подзаводя пружину.
Был такой эпизод. Однажды новый сотрудник группы присутствовал при вскрытии заживо. Подопытному, лежащему на операционном столе, дали наркоз... Вскрытие началось...
Внезапно у оператора обмякла рука, которой он заводил пружину, в глазах потемнело. Его стало мутить, ноги подкосились, и он сел на пол. "Эй, оператор, черт побери! Что ты там мешкаешь? Сейчас важный момент, пошевеливайся!" — закричал руководитель эксперимента, и этот крик был последнее, что услышал оператор перед тем, как лишился чувств.
Бывший сотрудник съемочной группы говорит: "Десятки и сотни раз мы вдалбливали себе в голову, что подопытные не люди, а всего лишь материал, и все равно при вскрытиях заживо у меня мутилось в голове. Нервы нормального человека этого не выдерживали".
С работой съемочной группы в корпусе 7 связан еще один случай. Иногда эксперименты на заключенных, проводимые в специально оборудованной комнате, затягивались, и сотрудники съемочной группы оказывались на некоторое время свободными. Некоторые из них, кто мог немного говорить по-китайски, брали в рентгеновском кабинете маленькие стульчики, садились в коридоре и, чтобы как-то скоротать время, украдкой от сотрудников спецгруппы разговаривали с заключенными.
Приблизив лицо к окошку, через которое подавалась пища, они спрашивали у заключенного, откуда он и т. д. Некоторые узники весьма охотно отвечали на эти вопросы.
Самый плохой на свете японец
Говорят, что это было на следующий год после начала войны на Тихом океане, то есть в 1942 году. В корпусе 7 появился новый заключенный — китаец крепкого телосложения. Когда сотрудник съемочной группы без всякой цели заговорил с ним, тот вдруг ответил, что он командир китайской Восьмой армии. Услышав это, фотограф насторожился. Восьмая армия, руководимая Коммунистической партией Китая и известная своей доблестью, была самым серьезным противником японской армии.
— Как ты думаешь, японская армия сильная?— негромко спросил фотограф и услышал из камеры неожиданный ответ:
— Сейчас она успешно продвигается вперед, но через два года начнет терпеть поражение и разваливаться...— сказал заключенный тихим, но уверенным голосом,— потому что Япония ведет несправедливую войну. Это увеличивает число ее противников и уменьшает число сторонников. А среди самих японцев Гиити Танака — самый плохой японец за всю историю страны.
Гиити Танака был политическим лидером японской военщины. Он возглавлял партию Сэйюкай и в 1927 году стал премьер-министром Японии. В 1928 году Танака послал войска в Шаньдун, открыто вмешавшись таким образом в ход китайской революции. Правительство Танаки обрушило жестокие репрессии на Компартию Японии. 15 марта 1928 года по всей стране были проведены массовые аресты коммунистов. Правительство изменило также "закон об опасных мыслях", введя смертную казнь за выступление против существующего строя и частной собственности.
Сотрудник съемочной группы, несколько задетый тем, что заключенный назвал Гиити Танаку, который и в самом деле был известен как сторонник жесткого курса по отношению к Китаю, "самым плохим человеком", продолжал придирчиво расспрашивать:
— Ну, а тогда скажи, кто из японцев, по-твоему, хороший человек?
И снова из камеры послышался уверенный голос:
— Сейчас в глубине Китая, в Яньани, находится японский революционер Ебань, а в одной из тюрем Японии томится в заключении другой человек — Дэтянь (Ебань и Дэтянь — китайское произношение фамилий известных лидеров Коммунистической партии Японии Носаки и Токуды). Вот они — выдающиеся люди.
Сотрудник съемочной группы не знал японцев с такими фамилиями. В ответ он только хмыкнул и на этом прекратил свои расспросы.
Далее он вспоминает: "Вскоре после войны, когда я вернулся в Японию, я увидел однажды в газете крупный заголовок: "Возвращение Сандзо Носаки на родину". Пробежав статью глазами, я ахнул от изумления. Да это же он! Тот самый Ебань, о котором говорил мне тогда заключенный. А Дэтянь — это японский коммунист Кюити Токуда. Я не мог не восхититься тем, как точно предвидел тогда заключенный ход войны и ее конец. Если бы этот командир Восьмой армии остался жив, он, несомненно, стал бы видным деятелем в современном Китае. Он назвал мне тогда свое имя, но я никак не могу его вспомнить". При этих последних словах лицо бывшего сотрудника съемочной группы приняло печальное выражение.
Ядовитый газ по заказу
А теперь вернемся в Пинфань.
10 августа 1945 года. Двое мужчин стоят на крыше блока "ро". Один из них лет тридцати, высокий, светлокожий, на лице поблескивают очки. Второй называет его "господин капитан".
— Послушай, а какая там кубатура?— обратился капитан к подчиненному.
— Так... Площадь камеры примерно 3 метра 60 сантиметров на 2 метра 70 сантиметров.
— Ну и какой получается объем?
— Высота потолка там метра два?
— Похоже, что так. Можно считать приблизительно.
— Хорошо... Перемножив все это, получаем примерно 19,5 кубических метра,— быстро сосчитал в уме подчиненный.
— ... Значит, объем камеры — 19,5 кубометра,— произнес "господин капитан", мельком взглянув на подчиненного. Последний, по-видимому, без слов понял мысль своего начальника и тут же сказал:
— Господин капитан, удельный вес "чая" — 0,72. Разделив 19,5 на 0,72, получим, что на одну камеру достаточно 27 миллилитров.
Капитан снова кивком одобрил подсчеты своего подчиненного, а затем задумчиво посмотрел в небо.
— Нет, не годится. Для верности, я думаю, нужно дать двойную дозу. Да, так и сделаем. При таком удельном весе... на каждую камеру по 40 миллилитров. Этого будет вполне достаточно.
— Слушаюсь! Сейчас все приготовлю.— С этими словами подчиненный принялся вынимать из принесенного с собой ранца поблескивающие на солнце прозрачные стеклянные сосуды. Это были конусообразные колбы, какими пользуются в школах на занятиях по биологии и химии. Подчиненный проворно расставлял колбы в ряд. Стекло преломляло солнечные лучи и отбрасывало разноцветные блики на крышу блока "ро".
Из другого ранца оба мужчины достали белые халаты и длинные резиновые перчатки. Быстро надев все это, они снова порылись в ранце и вынули оттуда противогазы.
— Будь осторожен, "чай" проникает через кожу. Если на нее попадет хоть капелька — конец...
— Слушаюсь! Может, сначала взвесить на весах?
— Да, пожалуй. Одна колба вмещает 100 миллилитров. Значит, половины колбы будет вполне достаточно. Однако нам нельзя ошибаться, поэтому лучше взвесить.
— Понятно!
Оба мужчины подняли лежавший на крыше стальной баллон, поднесли его к колбам, медленно наклонили и открыли вентиль. Движения их были размеренны и осторожны.
Послышалось шипение выходящего воздуха, и на дно колбы полилась прозрачная жидкость. Сначала она казалась бесцветной, но по мере того как количество ее в колбе увеличивалось, жидкость приобретала цвет некрепкого чая. Несомненно, что несколько раз проскользнувшее в разговоре мужчин слово "чай" относилось именно к этой жидкости.
Когда колба была до половины наполнена, вентиль закрыли, а горлышко колбы быстро заткнули резиновой пробкой. Затем колбу поставили на небольшие фармацевтические весы. "Чай" весил чуть больше 40 граммов.
Не снимая противогаза, подчиненный жестом дал понять, что все в порядке. Капитан в ответ кивнул головой. Потом они наполнили до половины не менее 10 колб и заткнули их резиновыми пробками.
— ... — сказал что-то капитан, но голос его прозвучал очень глухо. Поскольку оба были в противогазах, подчиненный не расслышал слов капитана, который хотел предупредить, что точка кипения сжиженного цианистого водорода +26шС, следовательно, возможно небольшое испарение и надо быть осторожным.
Итак, то, что называлось "чаем", в действительности был цианистый водород.
Далее мужчины действовали быстро и уверенно. Неся в руках ранец с колбами, они спустились на лифте на первый этаж блока "ро". Там их встретили сотрудники спецгруппы. Пройдя вместе с ними через несколько дверей с металлическими решетками и поднявшись по лестнице, они оказались перед входом на второй этаж. Здесь капитан и его подчиненный жестами остановили сотрудников спецгруппы, пытавшихся проводить их дальше. Это был приказ покинуть здание, так как дальнейшее пребывание здесь было опасно.
Двое мужчин, стуча сапогами, прошли по коридору, в который выходили двери камер, и приблизились к первой из них.
"Если бы заключенные увидели мужчин в белых халатах, противогазах, да еще с ранцами за спиной,— говорит бывший сотрудник спецгруппы,— они, вероятно, сразу поняли бы, что пришел их конец... Эти двое не были членами "отряда 731". Они были военными специалистами "отряда 516" Квантунской армии".
Этот отряд занимался ядовитыми газами. Официально он назывался "Отряд 516 Химического управления Квантунской армии".
В японской армии было Главное управление вооружений, которое подчинялось непосредственно военному министру. Управление имело в своем составе несколько военных научно-исследовательских институтов. Один из таких институтов, ь6, находился в Токио, в районе Ёдобаси, и занимался разработкой химического оружия.
Позволю себе сделать небольшое отступление. В составе американских вооруженных сил, оккупировавших Японию, было много сотрудников контрразведки ("Си-ай-си"), которые занимались сбором разведывательных данных. Скрывшийся после войны в префектуре Тиба Исии был обнаружен и арестован именно сотрудниками этой службы.
Сотрудники контрразведки и американские оккупационные войска в Японии приложили немало усилий, чтобы отыскать некоторых бывших военнослужащих японской армии, в частности сотрудников военных научно-исследовательских институтов и особенно института N99, который находился в префектуре Канагава. Во время войны этот институт в тесном контакте с "отрядом 731" занимался исследованием смертоносного для человека излучения и синтезированием специальных веществ, предназначенных для диверсий, дефолиантов, ацетонциангидрина — соединения синильной кислоты, примененного, как полагают, преступником в Имперском банке.
В японской армии существовала, кроме того, школа Нарасино, подчиняющаяся Главной учебной инспекции. Школа располагалась в префектуре Тиба. Это учебное заведение готовило специалистов по применению ядовитых газов в военных целях. Его официальное название — "Учебный отряд".
Выпускники школы распределялись в военный научно-исследовательский институт ь6, где занимались разработкой ядовитых газов. Часть выпускников направлялась в "отряд 516" Квантунской армии в качестве кандидатов на командные должности для руководства операциями по применению химического оружия. Иными словами, "отряд 516" Квантунской армии фактически был базой научно-исследовательского института ь6. Методы ведения химической войны, разработанные в этом институте, отрабатывались в "Учебном отряде", то есть в школе Нарасино, а затем широко применялись на практике "отрядом 516", базировавшимся в Маньчжурии, в городе Цицикаре.
Родственное формирование — "отряд 516"
Почему сотрудники "отряда 516", разрабатывавшего химическое оружие, появились в "отряде 731", занимавшемся бактериологическим оружием? На это были свои причины.
После нападения на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года японская армия быстро завладела Малайей, Филиппинами, Борнео, Явой, южной частью Бирмы и стала называть себя "непобедимой армией". Однако летом 1942 года в оборонительном сражении на острове Гуадалканал она потерпела поражение и после эвакуации с острова, потеряв господство на море и в воздухе, постепенно стала уступать противнику в силе. В это время и развернулось ожесточенное сражение на Соломоновых островах между американскими и австралийскими войсками, применявшими тактику последовательных ударов, и японскими войсками, пытавшимися остановить их продвижение.
В этой обстановке в крепости Рабаул среди японских солдат и офицеров имели место случаи отравления окисью углерода со смертельным исходом.
Рабаул — важный стратегический пункт на северо-восточной оконечности острова Новая Британия. Японская армия превратила Рабаул в мощную крепость, которая обрушивала свой огонь на американские самолеты и крейсировавшие в этом районе военные корабли американского флота. Однако при длительном ведении артиллерийского огня из полуподземных крепостных сооружений в помещениях скапливалась окись углерода.
Окись углерода, или угарный газ, не имеет ни цвета, ни запаха. Всего лишь одна сорокатысячная доля его в составе воздуха вызывает у человека головную боль. Окись углерода вступает в соединение с гемоглобином крови, препятствуя снабжению ее кислородом. Начинается кислородное голодание.
В крепости Рабаул отравление солдат и офицеров происходило не только во время ведения огня. Окись углерода — легкий газ. Его наличие в воздухе обнаруживается только при высокой концентрации, когда он воздействует на клетки мозга, вызывая потерю сознания и быструю смерть.
Ставка, позже переименованная в Верховный военный совет, обратила серьезное внимание на случаи отравления в крепости Рабаул. "Отряду 731" и "отряду 516" было приказано провести совместные Исследования процесса отравления окисью углерода и разработать меры защиты. В результате "отряд 516" командировал для постоянной работы в "отряд 731" пять-шесть своих сотрудников. Говорят, что впервые сотрудники "отряда 516" появились в Пинфане 1 июня 1943 года.
Прибывшие в "отряд 731" специалисты по ядовитым газам были строго засекречены. Их поселили в квартирах для высшего командного состава. Сотрудники "отряда 516" старались ничем не отличаться от сотрудников "отряда 731". И это им удалось: большинство служащих "отряда 731", за исключением командования, и по сей день ничего не знают об этом факте.
Итак, двое мужчин — специалистов по химическому оружию — остановились перед первой камерой. Вначале они осмотрели ее через смотровое окошко. В тесной камере находилось четверо заключенных. Поскольку стояло лето, некоторые из них были обнажены до пояса. Они сидели на полу и разговаривали между собой.
Один из сотрудников "отряда 516" быстрым движением вынул из ранца конусообразную колбу, наполненную сжиженным цианистым водородом, и бросил ее в камеру. Послышался звон разбившегося стекла, и вслед за этим раздались крики заключенных: "Газ! Спасайся!"
Сотрудники "отряда 516" переходили от одной камеры к другой и бросали через смотровые окошки колбы с газом. Практически одновременно с тем, как сосуды разбивались о пол, бурно испарявшийся цианистый водород наполнял камеры.
Корпус 7 превратился в ад. Заключенные в муках, с пеной у рта испускали последнее дыхание. Одни прижимались лицом к полу, стремясь хоть как-то защититься от газа, другие пытались укрыться под трупами уже погибших людей. Некоторые исступленно стучали наручниками в смотровые окошки, а когда силы покидали их, медленно опускались на пол и оставались недвижимы.
"Забрасывание колб в камеры продолжалось минут пятнадцать. Мы знали, что уничтожение подопытных — первый шаг на пути подготовки "отряда 731" к эвакуации. Всего мы, помнится, забросили 9 колб, потому что были ведь и пустые камеры, а кое-где одной колбой уничтожались сразу 3-4 человека. Некоторые не умирали сразу, они кричали и стучали в двери камер. В газовом баллоне, который находился на крыше блока "ро", был жидкий газ, оставшийся после подавления бунта заключенных, который произошел незадолго до окончания войны",— вспоминает бывший сотрудник "отряда 516".
Ящик смерти
Среди многочисленных злодеяний, совершаемых "отрядом 731", самыми ужасными были опыты над живыми людьми и эксперименты с ядовитыми газами, проводившиеся совместно с "отрядом 516".
Приблизительно в четырех километрах к северо-востоку от сооружений "отряда 731", в ложбине находился участок, огороженный где кирпичной стеной, где изгородью из болотной травы амперы. Кругом расстилалось ровное поле. Участок издали напоминал заброшенный склад, однако на самом деле здесь проводились эксперименты с ядовитыми газами.
В то время в распоряжении японской армии имелись следующие ядовитые газы: "желтый" № 1 (иприт), "желтый" № 2 (люизит), "чай" (цианистый водород), "синий" (фосгеноксим), "красный" (дифенилцианарсин).
Эксперименты с ядовитыми газами проводились в "отряде 731" летом. Зимой в условиях холодного климата эксперименты были невозможны. Ставились они, как правило, на тех заключенных, которые уже неоднократно подвергались другим экспериментам.
Бывший сотрудник "отряда 516" рассказывает: "Опыты с ядовитыми газами проводила группа Иосимуры в тесном сотрудничестве с "отрядом 516". Для них использовали преимущественно заключенных, уже подвергавшихся экспериментам по получению сыворотки крови или экспериментам по обморожению. Большинство таких подопытных были либо с ампутированными конечностями, либо крайне изможденные. Привозили их на специальной машине".
Эксперименты проводились в небольших, особым образом сконструированных камерах. Их было две — малая и большая, соединенные в одну систему.
Большая камера в плане представляла собой квадрат со стороной 3 метра 60 сантиметров. Стены камеры были из листового железа толщиной 5 миллиметров. В большой камере генерировался газ. Вернее, она была непосредственно соединена с генератором газа. В самой камере регулировалась только его концентрация.
Малая камера, за исключением задней стенки и потолка, была стеклянной. Длина стенки составляла полтора метра.
К большой камере были подсоединены генераторы иприта, цианистого водорода и окиси углерода. На потолке камеры находился большой воздушный винт — смеситель воздуха. По потолку и полу шли две трубы диаметром 50 сантиметров. Они соединяли большую камеру с малой. По ним циркулировал воздух с определенной концентрацией газа. Чтобы направить его из большой камеры в малую, достаточно было лишь повернуть выключатель.
Малая камера была сделана из особого, пуленепробиваемого стекла. Находясь снаружи, сквозь прозрачные стены камеры можно было наблюдать за тем, что происходит внутри, а также снимать это на пленку. Камера имела дверцу, к которой были подведены рельсы.
Бывший служащий "отряда 731", присутствовавший на экспериментах с ядовитыми газами, вспоминает: "Подопытных помещали в небольшую вагонетку и привязывали к стойкам. Вагонетка передвигалась по рельсам. Малая камера была чуть больше телефонной будки. Когда дверца камеры открывалась, наружные рельсы состыковывались с рельсами внутри, вагонетка въезжала в камеру, дверца закрывалась, и все было готово для эксперимента".
Оплакивание через 37 лет
По свидетельству бывших служащих "отряда 731" и "отряда 516", всякий раз во время опытов в малую камеру вместе с подопытными людьми помещали птиц, морских свинок, собак, кур и т. п. В зависимости от использовавшегося газа и его концентрации меняли одежду подопытных. Иногда на них надевали противогазы и военную форму, иногда, наоборот, полностью обнажали, оставляя только набедренные повязки. Вокруг камеры всегда находилось 6-7 человек. Это были сотрудники группы Иосимуры, сотрудники съемочной группы, военные специалисты из "отряда 516", а иногда и прибывшие из Мэнцзятуня сотрудники "отряда 100".
В тот момент, когда подопытных привязывали к стойкам вагонетки, они уже обо всем догадывались и некоторые пытались оказать сопротивление. Охранники изо всех сил били их дубинками и вкатывали вагонетки в камеру. Особенно сопротивлялись заключенные-корейцы. Для каждого опыта использовался один заключенный, за день же "потребляли" в среднем 4-5 человек.
Наблюдая за подопытным, находившимся в малой камере, экспериментаторы включали аппаратуру большой камеры. Электропитание подавалось по проводам с территории "отряда 731". Установленная в камере мензурка с коричневатым раствором синильной кислоты нагревалась, и от нее начинал медленно распространяться ядовитый газ. От вращения воздушного винта камера вибрировала.
Бывший сотрудник "отряда 516" рассказывает:
"В трубах, соединявших обе камеры, имелись стальные задвижки. Газ поступал в малую камеру только тогда, когда они выдвигались. Поскольку воздух оказывал давление, чтобы выдвинуть их, требовалось приложить немалые усилия. Это выполняли два солдата по команде.В большой камере был установлен прибор, сделанный фирмой "Симадзу" и предназначенный для определения концентрации газа в воздухе. С помощью этого прибора выяснялась зависимость между концентрацией газа и временем наступления смерти подопытного".
Как только задвижка отодвигалась, сотрудники "отряда 731" включали секундомеры, запускали кинокамеры, которые фиксировали весь эксперимент от начала до конца.
Стараясь не дышать, подопытные, обезумев, бились в вагонетке, но уже в следующее мгновение глаза их расширялись, изо рта показывалась пена, конечности сводила судорога, голова повисала. Наступала смерть.
"У всех подопытных, погибших от цианистого водорода, лица были багрово-красного цвета,— говорит бывший служащий отряда,— у тех, кто умирал от иприта, все тело было обожжено так, что на труп невозможно было смотреть. Наши опыты показали, что выносливость человека приблизительно равна выносливости голубя: в условиях, в которых погибал голубь, погибал и подопытный человек. Обычно эксперименты продолжались целый день, с утра до вечера. А всего в "отряде 731" было проведено более 50 подобных экспериментов".
Однажды — это произошло в год окончания войны, в июле месяце,— даже у бывалых сотрудников отряда перехватило дыхание, когда они увидели подопытных, высадившихся из спецмашины. Это были русские, мать и ребенок.
Бывший служащий отряда рассказывает: "Женщина была лет тридцати, хрупкая, светловолосая. Ребенок — девочка лет трех-четырех. На вопрос: "А этих для чего привезли?" — был дан ответ: "Отряд вынужден эвакуироваться, их нужно уничтожить"... Мать и девочку поместили в вагонетку, не привязывая и без наручников. Вагонетку затем вкатили в камеру, Женщина, похоже было, уже со всем примирилась. Перед тем как должны были пустить газ, девочка, копошившаяся у ног матери, вдруг подняла изумленное личико и из стеклянной камеры посмотрела на окружающих. Мать обхватила обеими руками ее голову, а девочка прижалась к матери и затихла... Пошел газ".
Мать прижимала к полу головку ребенка, чтобы хоть как-то защитить его от постепенно наполнявшего камеру газа. Она старалась закрыть ребенка всем своим хрупким телом. Но струи непрерывно поступавшего газа сначала дошли до девочки, а потом и до матери. Вскоре они обе были бездыханны. Руки матери по-прежнему обхватывали головку ребенка.
"Ужасное воспоминание! Я тогда должен был следить по секундомеру, когда наступит смерть у матери и у девочки. Нежные материнские руки, обхватившие голову ребенка... Даже сейчас, через 37 лет, они стоят у меня перед глазами. Зачем я тогда видел все это!" Бывший служащий отряда, которому сейчас 74 года, сжал в кулаки лежавшие на коленях руки. Он замолчал, и по щекам его скатились две слезы. Старик вытер их кулаком. Он не мог справиться с волнением и время от времени всхлипывал. Но этих пролившихся спустя 37 лет слез русские мать и девочка видеть не могли.
Живые мумии
"Прочитав об ужасах, описанных в Вашей книге, я разуверилась в людях. Каким бы дьявольским ни был "отряд 731" Квантунской армии, но и в нем должны были найтись хоть несколько человек, которые не побоялись бы пойти против своих начальников. В Вашей книге столько страшных сцен, что нервы читателей не выдерживают".
Это письмо прислала мне 33-летняя читательница И. М., домашняя хозяйка из префектуры Мияги. Подобных писем от читателей в возрасте 20-30 лет я получаю много. Мой помощник Масаки Симодзато тоже говорит, что, куда бы его ни пригласили — выступить с лекцией или принять участие в читательской конференции,— всюду люди интересуются такого рода вопросами.
Эта книга написана не для того, чтобы смаковать жестокости. Излагая факты, я желал только одного — чтобы в истории войны не осталось белых пятен.
Во время работы над первой частью книги я еще ничего не знал об экспериментах с ядовитыми газами. Бывшие сотрудники "отряда 731" молчали, считая, что "все должно оставаться в тайне". Однако благодаря "смелому сообщению" одного из бывших членов "отряда 516" обнаружилась сначала часть фактов, а затем стали всплывать все новые и новые сведения.
"Эксперименты с ядовитыми газами проводились в "отряде 731" на уровне последних достижений науки,— свидетельствует бывший сотрудник отряда из числа старшего офицерского состава.— Чтобы умертвить подопытного в газовой камере, требовалось всего 5-7 минут. Однако в отряде проводилось и множество самых примитивных экспериментов, когда в течение определенного времени людей просто замучивали до смерти. Например, эксперименты, когда подопытному не давали пить, эксперименты по голоданию, по высушиванию организма воздухом, по ошпариванию тела кипятком, эксперименты на чувствительность к электротоку, пытки огнем, водой. Все эти адские опыты над живыми людьми были в отряде самым обычным делом".
Зверства, которым подвергали в "отряде 731" подопытных — отряд "потреблял" в среднем трех человек каждые два дня,— намного превзошли воображение автора. Описывать зло, причиненное японцами другим народам, тяжело. Но это зло — реальность, и, какой бы страшной она ни была, мы не должны отводить глаза от фактов — бесчеловечных экспериментов, которыми руководили образованные люди: ученые-медики, научно-исследовательские работники.
Во время эксперимента по голоданию подопытному просто не давали есть и регистрировали, сколько времени он проживет только на одной воде. Аналогичными были эксперименты, когда подопытному давали только хлеб, но не давали ни капли воды. Выяснялось, сколько времени он сможет прожить в таких условиях.
Сотрудник отряда, имевший отношение к этим опытам, рассказывает:
"Эксперименты, во время которых людям не давали есть или пить, проводились в подвале так называемого Южного корпуса, находившегося в Харбине, в районе Биньцзянского вокзала. Опыты проводила группа, которой руководил подполковник Эгути. Когда подопытному давали одну воду, он жил в среднем от 60 до 70 дней. Но если его лишали воды и давали один только хлеб, уже на пятый день у него отекало лицо и он начинал испытывать страшные мучения. На седьмой день у всех подопытных без исключения шла горлом кровь и они умирали".
Во время эксперимента на высушивание подопытного привязывали к стулу и помещали в комнату, где поддерживалась высокая температура и не было влажности. У человека начинал обильно выделяться пот, который тут же высушивался нагнетаемым горячим воздухом. Так, чередуя потоотделение и высушивание в течение приблизительно 15 часов, организм подопытного полностью обезвоживали. Это была в полном смысле слова адская "финская баня".
"В конечном счете,— свидетельствует бывший сотрудник отряда,— тело подопытного превращалось в сухую мумию. При взвешивании оказывалось, что оно весит приблизительно 22 процента от первоначального веса... Таким образом, с помощью этого эксперимента было установлено, что человеческое тело на 78 процентов состоит из воды".
При проведении эксперимента с электротоком подопытного закрепляли на электрическом стуле и постепенно усиливали пропускаемый через него ток. Нередко от электрошока подопытный опрокидывался вместе со стулом. Когда пропускали разряд, равный по силе небольшой молнии, "тело подопытного в одно мгновение становилось черным, как уголь".
При проведении эксперимента с кипятком на обнаженное тело человека лили в разных количествах кипяток, пытаясь установить зависимость между "локализацией ожога, его степенью и условиями выживания человека, получившего ожог".
Врачи, ученые, научно-исследовательские работники придумывали самые различные вариации опытов над живыми людьми. В "отряде 731" имелся плановый отдел, который и составлял "меню" экспериментов по заказам, исходившим от каждой исследовательской группы. Для опытов с ядовитыми газами, например, использовали людей, у которых после экспериментов по обморожению были ампутированы конечности. Подопытных, зараженных чумой, после того как у них начинался жар, немедленно направляли на эксперименты по выкачиванию крови.
Используя батерии чумы в ходе боевых действий, нельзя было допускать заражения своих войск. Разработка противочумной вакцины являлась поэтому важнейшей задачей "отряда 731". Кровь у подопытных выкачивали для получения большого количества сыворотки.
Подопытные в "отряде 731" "использовались" с той же рациональностью, с которой употребляется японцами рыба: чешуя идет на удобрение, сама рыба варится или жарится, а из костей, плавников и т. д. варится бульон. В этом смысле при "использовании" подопытных тоже не было отходов. Для этого ученые-медики напрягали весь свой ум и злую волю.
Вышедшие из стен высших учебных заведений, где они изучали медицину для того, чтобы лечить болезни и спасать жизнь людей, японские ученые-врачи добровольно продали свои знания и способности дьяволу. Жажду новых открытий они поставили выше гуманизма: под предлогом поиска истины они, как мясники на бойне, разделывались с телами подопытных.
Но дьявольские способности проявляли не только члены "отряда 731". Немалую "изобретательность" выказывали также сотрудники японской жандармерии и спецслужб, которые, отлично зная о проводившихся в отряде экспериментах, придумывали разные предлоги для ареста людей и отправки их в Пинфань. Не меньшую "изобретательность" обнаружили и сотрудники японского консульства в Харбине — дипломатического органа, который, вместе того чтобы в военное время служить каналом переговоров, стал важнейшим пунктом пересылки заключенных.
Между человеком и дьяволом нет китайской стены. Прикрываясь красивыми словами о том, что все совершаемое необходимо для страны, для победы, многие японцы превратились из людей в дьяволов. Книга об "отряде 731", основанная на документальном материале, подтверждает это.
Последний выбор
Вернемся к событиям, происходившим в Пинфане с 9 на 10 августа 1945 года, когда советские войска неудержимой лавиной двигались по территории Маньчжурии.
Бывший сотрудник исследовательского отдела отряда, одной из обязанностей которого был сбор данных о противнике, вспоминает: "О вступлении СССР в войну я узнал в 6 часов вечера 10 августа. По радио передавали песни Квантунской армии, а потом передали чрезвычайное сообщение о том, что в 4 часа утра советские войска вошли в пределы Маньчжурии. Наши войска оказали сопротивление и в настоящее время ведут ожесточенные бои. Я тогда подумал: произошло то, что должно было произойти".
Командование Квантунской армии, мобилизовав все, что было в ее распоряжении, и в особенности значительные противотанковые средства, сосредоточило отборные войска в районе Муданьцзяна. Если оснащенные новейшей техникой советские моторизованные дивизии прорвут узел сопротивления у Муданьцзяна, до Харбина им будет рукой подать. Необходимо сохранить тайну "отряда 731" и уничтожить доказательства его деятельности, а для этого нужно выиграть время у Муданьцзяна — "не менее 48 часов". К такому выводу пришло командование Квантунской армии.
Позже маршал Малиновский, уже будучи Министром обороны СССР, запишет в своих воспоминаниях, что в ходе развернувшегося по трем направлениям наступления в Маньчжурии сопротивление японских войск в районе Муданьцзяна было самым ожесточенным (См.: "Финал". Историко-мемуарный очерк о разгроме империалистической Японии в 1945 г.).
Сообщение о наступлении советских войск вызвало панику у японцев, находившихся в Маньчжурии. "Отряд 731" тоже стал лихорадочно готовиться к эвакуации.
После того как заключенные на втором этаже 7-го корпуса были уничтожены ядовитым газом, сотрудники спецгруппы сложили их еще не успевшие остыть трупы в одном месте, привели сюда же всех заключенных из 8-го корпуса и показали им эту картину.
Бывший служащий отряда рассказывает: "Среди остававшихся еще в живых заключенных были женщины, был русский, который до конца выполнял обязанности переводчика. Он хорошо знал японский язык и дольше других находился в тюрьме. Заключенным было сказано: "Если вы не хотите умереть такой же смертью, покончите жизнь самоубийством".
Ни один узник не имел права остаться живым. Либо газ, либо самоубийство — такой выбор предоставил "отряд 731" заключенным. Это было нечто похожее на "сострадание", но поистине дьявольское.
Присутствовавшие при этом служащие отряда вспоминают: "Мы раздали собравшимся заключенным тонкую бечеву и палки... Двое человек должны были продеть головы в петлю и вставить в нее палку, одному нужно было взяться за верхний конец палки, другому — за нижний. Дальше мы им приказали, чтобы, вращая вместе палку в одном направлении, они затянули петли".
С каждым поворотом палки петля затягивалась, заключенных сначала прижимало грудью друг к другу, потом веревка впивалась им в шеи и дыхание останавливалось.
"Сотрудники отряда с маузерами в руках зорко следили, чтобы заключенные делали все так, как им было велено. У заключенных не оставалось никакого выхода". "Бечева натягивалась до предела, и глаза узников готовы были выскочить из орбит, но их рукам не давали остановиться. Когда один терял сознание и отпускал руки, другой должен был продолжать вращать палку. Вскоре и у него наступало удушье, никто не мог этого избежать". "Это был самый простой способ массового самоубийства".
Женщинам-заключенным "посоветовали" повеситься каждой в одиночку.
Река смерти
Когда я слушал рассказ бывших служащих "отряда 731" о последних минутах жизни заключенных, моя рука наливалась свинцом и я с трудом фиксировал на бумаге всю эту жестокость.
Одновременно с уничтожением узников обливались горючим и поджигались все сооружения отряда. В десятках мест взвивалось гигантское пламя и валил черный дым.
Чуть западнее домов для высшего командного состава находился запасной склад горючего — сотни зарытых в землю баков. Вскоре землю в этом месте вскопали, в яму заложили взрывчатку и весь склад разом взорвали.
В одном из складских помещений на первом этаже находился "неприкосновенный запас" совершенно новых грузовых машин, каких в то время не было ни в каком другом формировании Квантунской армии. Это были грузовые машины марки "форд", приготовленные для ведения бактериологической войны в широких масштабах.
"Машин было 80... Нет, пожалуй, даже больше. Их облили бензином и мазутом и стали укладывать взрывчатку. В этот момент мы не могли удержаться от вздохов сожаления — жаль было губить такое богатство",— вспоминает один из бывших служащих отряда.
Очень трудно было сжечь трупы заключенных. Я уже писал о том, что перед корпусом 7 узников заранее заставили вырыть огромные ямы-могилы. Специальный наряд на уборку трупов получили все группы отряда. Работали попарно. Стараясь не смотреть на обезображенные тела, служащие отряда носили трупы и сбрасывали их в яму.
"Горы трупов облили горючим, туда же уложили дрова, сверху все покрыли листовым железом и подожгли,— расказывает бывший служащий отряда.— Трупы не горели, и поджигать их приходилось снова и снова... Когда наконец все сгорело, был дан приказ: "Кости немедлено собрать в мешки, вывезти и выбросить". Пепел и кости были очень горячими, к ним нельзя было прикоснуться рукой... Помнится, сбор костей затянулся до самого вечера".
Бывших служащих отряда, которые тогда занимались сожжением трупов, до сих пор мучают кошмарные сны.
Кости были сложены в десятки мешков, вывезены на грузовых машинах и сброшены в реку Сунгари. Сотрудники транспортной группы, получившие приказ "высыпать кости в разных местах реки", всю ночь, обливаясь потом, сбрасывали их в воду. Вместе с костями на дно реки пошли, оставив лишь пузырьки на ее поверхности, сотни наручников и кандалов, тысячи стеклянных сосудов с препаратами частей человеческого тела.
По словам бывших служащих отряда, утром 13 августа, когда эвакуация вступила в заключительную стадию, был отдан приказ всему личному составу собраться около угольного склада, где проходила железнодорожная ветка на Пинфань. Все в поту и копоти, собрались служащие отряда во главе с руководством. На штабеле шпал возвышалась фигура генерала Исии. Руководитель дьявольского отряда, пристально вглядываясь в собравшихся и утирая пот полевой фуражкой, громким голосом начал свою речь: "...Некогда здесь находился "отряд Исии", который не жалел сил для научных исследований на самом высшем уровне современной науки... Имя отряда не померкнет в истории..."
До предела уставшие служащие отряда смотрели, как крупные капли пота стекают с лица Исии, и с изумлением слушали его речь, которую часто прерывал грохот. Это взрывали специальную тюрьму отряда...
А теперь перенесем место действия в Сан-Франциско, чтобы проследить путь, который прошел "отряд 731" после войны.